Общественное движение в защиту Науки, Искусства, Культуры, Образования и прогрессА в России 

"НИКА"

Реформы, #безграмотно, безответственно и бездарно проводимые в стране, больнее всего ударили по слоям общества, наиболее удаленным от течения денежных потоков. Философия #псевдодемократии и псевлолиберализма, практика #криминал-монетаризма, возникшие на развалинах марксистско-ленинской идеологии пришедших к власти сил, сформировала крупные группы политиков, финансистов, различного рода "менеджеров", отличительной особенностью которых стала "жадность до чужого". (Назовем ее философией "жаддучей"- философией людей, жадных до чужого.) Иными словами, к власти пришли люди, "жадные" не до творческой, продуктивной деятельности, но озабоченные безвозмездным присвоением созданного другими. На фоне этой идеологии развилось нежелание оплачивать услуги тех, кто стоит хотя бы на пядь в стороне от обслуживания их частных сиюминутных интересов, услуги тех, чья работа обеспечивает существование всей инфраструктуры современного общества – работников науки, искусства, культуры, а также системы государственного устройства – служащих органов образования, здравоохранения, общественной безопасности, армии, флота и т. д.

Принятие ошибочной теория общественного развития, исходящей исключительно из экономических предпосылок, игнорирующей социальную и биологическую составляющие хозяйственных структур, разрушение действенных связей между различными секторами народного хозяйства привело к тому, что реформы вылились в погоню за личной выгодой отдельных лиц. Реформаторами оказались забыты не только те представления и надежды, с которыми общество приступало к периоду реформ, но и достижения многовековой борьбы основной части общества за экономические и политические права – за достойную оплату труда, за восьмичасовой рабочий день, за возможность работы и отдыха, медицинской помощи и т. д. Оказались забытыми даже коренные общечеловеческие ценности. Сколько говорилось о том, что не должно счастье даже многих создаваться "ценой слезинки хотя бы одного ребенка". Сколько слов было сказано о том, что бюджет не должен наполняться "алкогольными деньгами" (и совсем недопустимо, если эти деньги идут в частные руки), что он не должен базироваться на торговле оружием, что будущее общество должно быть обществом торжества справедливости, разума, свободы и т. д. Наконец, общий настрой общества накануне перестройки и в ее начале был направлен на обретение #свободы отнюдь не любой, но именно продуктивной, созидающей деятельности. У основной массы населения, избиравшей новую власть, воспитанной в традициях российского менталитета, российской культуры, российского народничества, российского либерализма и российской социал-демократии, и в мыслях не могло быть, что свобода деятельности может быть связана со свободой безвозмездного присвоения чужого, со свободой бандитизма и коррупции, свободой разрушительного воздействия властных и финансовых структур на хозяйственную жизнь общества, да и на жизнь вообще, в ее биологическом смысле. Все эти и подобные им интересы общества оказалось вне сферы интересов власти.

Примечания

Но, к сожалению, одним из печальных элементов наследия предыдущего этапа развития нашей страны явилось уничтожение многих наук обществоведческого круга или однобокое, искаженное разнообразными запретами развитие остальных. Так что грамотных, знающих политиков, обществоведов, экономистов, знакомых с особенностями реальной экономики и жизни общества не советского типа, у нас быть просто не могло. (К тому же обвинение в безграмотности – наименее тяжкое из обвинений, которое может предъявить общество руководству страны. Те из них, кто претендуют на роль грамотных политиков и высококлассных специалистов, должны понимать, что в этом случае им должно быть предъявлено обвинение в преднамеренном уничтожении огромных материальных ценностей и жизней миллионов людей.)

Чтобы понять, что власть у нас только прикрывается демократической фразеологией, не вдаваясь в существо понятия демократии, достаточно ответить на вопрос: мог ли народ поручить власти разорить себя, поставить на многие годы и даже десятилетия на грань нищеты, лишить себя условий нормального существования и при этом наградить власть предержащих стотысячными окладами, парламентской неприкосновенностью и глубоким уважением, с которым к власти следует относиться?

В области политики подмена одних понятий другими, изменение смысла терминов, наблюдается достаточно часто. Но это происходит тогда, когда власть преследует какие-то свои, неизвестные непосвященным цели. Когда же президент якобы демократического государства не таясь, во всеуслышанье заявляет лидерам партий, проигравшим на выборах, что хотя народ и отказал им в доверии, он найдет возможность "использовать их "драгоценный" опыт", в то время как избиратели как раз этого бы и не хотели, то можно думать, что он просто не понимает, что требуется от представителя власти в демократическом обществе. Такому образу правления приложение термина "демократия" недопустимо. Его с полным правом можно назвать псевдодемократией. (Если говорить более строго, то постольку, поскольку в стране имеются элементы выборности законодательных органов, определенная свобода высказываний, правильнее говорить не о псевдодемократии, а о ее зачаточном, эмбриональном состоянии. Разовьется ли она в полноценный организм или снова погибнет, будет зависеть от наличия и активности зрелых демократических сил в обществе.)

Приватизационные реформы в стране имеют все юридические признаки аферы. И если мы назовем их приватизационной аферой, то сразу сможем более правильно взглянуть и на ряд других вопросов. Так, основную часть населения придется назвать не малоимущими и должниками, а потерпевшими, а должниками у них являются новые владельцы, не расплатившиеся за полученное имущество. Самих же приватизаторов (т. н. "правящую элиту") придется рассматривать как аферистов, или, что более правильно, как безграмотных, безответственных и бездарных руководителей, не выполнивших взятых на себя обязательств. Власть в стране, где на словах провозглашена приверженность принципам демократии, а на деле не выполняются основные ее требования, видимо, должна считаться псевдо-демократичной.

Среди различных направлений либерализма есть и достаточно "людоедские", и весьма привлекательные. Первые были более распространены в 19 в. в англоязычных странах. В России же, как и в остальной континентальной Европе, преобладали взгляды социо-либеральног, можно видеть из сатирических стихов Д. Давыдова, относящихся к 30-м годам 19 в.

Каждый маменькин сынок,
Всякий обирала,
Модных сплетен дурачок
Корчит либерала.

Позднее у Н. А. Некрасова в "Медвежьей охоте" про либерала можно прочитать:

. . . Честный по натуре,

Он был аристократ, гуляка и лентяй.

Избыточно снабженный всем житейским,

Следил он за движеньем европейским. . .

Как видно, в российской традиции либерал как раз противопоставлялся различного рода "рвачам и выжигам". Их могли называть "мягкотелыми либералами", к ним применялось понятие "лишний человек", но ворами их не считали. (Исключение составляли большевики, полагавшие необходимым считать экспроприаторами, подлежащими экспроприации, всех обеспеченных людей в стране.) Современных же российских "либералов" в кавычках ворами мало кто не почитает.

Вообще, если обратиться к "отцам" европейского либерализма, Локку, Монтескье, можно увидеть, что основой либеральной частной собственности у них считается собственность, созданная трудом владельца, собственность, которая без этого труда просто бы не существовала. Именно поэтому они полагали, что ее необходимо считать неотъемлемой. Неоплаченная современными российскими приватизаторами собственность никак не может считаться либеральной частной собственностью. То "трепетное" отношение к приватизированной чужой собственности, которое характерно для современных российских "либералов", выводит их за пределы современного либерализма. Поэтому более правильно называть их псевдолибералами. А ведь проблема решается достаточно просто – надо начать расплачиваться за полученное. Не удалось расплатиться с помощью ваучеров – необходимо разработать другой способ. Вряд ли эти долги общество простит. (Вообще же, отношение к частной собственности даже среди либералов неоднозначно. Так во французской "Декларации прав человека и гражданина " необходимость защиты частной собственности выделена отдельным пунктом. Однако, в "Декларацию независимости" либеральной Америки пункт об особой роли частной собственности после специального обсуждения включен не был. В России вопрос отношения к частной собственности, конечно, требует современного рассмотрения.)

В связи с этим не безынтересно дать определение понятие "свободы"

Интересное направление разработки этого понятия можно найти в работе И. Пригожина и И. Стенгерс: "Всё есть взаимодействия, и обратное – взаимодействия есть всё. Если бы в неживой природе была свобода, т. е. не было бы всепроникающих и всеохватывающих взаимодействий, то не было бы ни жизни, ни самоорганизации".

Философы дают огромное количество определений понятия "свобода". Приведем хотя бы одно из последних. И. А. Егоров свободу (человека и человечества) понимает как противостояние, оппозицию человека (его сознания) и мира. (Вопросы философии. – 2000. №3. С. 4.)

А теперь, оставив в стороне космогонические и абстрактно-философские подходы, попытаемся взглянуть на вопрос с точки зрения обществоведения и биополитологии. Стремление к свободе, к которой на протяжении тысячелетий испытывает человечество, обусловлено внешними причинами или внутренним стремлением человеческой природы? Ответ не так прост. В истории имеется множество примеров отказа от личной свободы ради возможности продолжать существование. Но в пределах обеспеченного существования сразу возникает желание освободиться от излишних ограничений. Но именно от излишних. Рассуждаем дальше. Можно ли говорить о свободе для разбоя на дорогах или свободе обмана и аферизма, свободе преступных мероприятий? Видимо, возможность такого рода деятельности в понятие "свободы" в обществоведческом плане не входит. В разделе, посвященном концепции натализма, нами дается биополитологическое определение понятия "культура". "Культура есть система правил поведения, запретов, система идентификационного поведения и совокупность материальных объектов (артефактов), продуцируемых носителями этой культуры, создаваемых для обеспечения существования (и комфорта) определенными сообществами живых существ. Подгонкой этих правил к условиям, изменяющимся со временем, занимается контркультура. Борется против единства "культуры – контркультуры", и, следовательно, против возможности существования сообщества – антикультура.

Исходя из подобного определения культуры как системы правил, обеспечивающих существование вида, можно сказать, что свобода, в обществоведческом плане, есть возможность незатрудняемого властными структурами действия отдельных лиц в рамках культуры – контркультуры. И в таком случае до некоторой степени можно согласиться с тем, что "в самом общем виде свобода выступает как способ становления и существования Человека" (И. А. Егоров, там же.) Однако, необходимо заметить, что человек достаточно длительное время может существовать и как организм не с БОЛЬШОЙ, как написано у автора этого определения, а с маленькой буквы. В истории человечества существовали длительные периоды, когда даже многочисленные общины процветали, подавляя свободу других. Для обозначения незатруднительного произведения разрушительных для общества действий необходимо предложить другой термин.